Наказание в мире кино: «Акт убийства» Джошуа Опенгеймера 

Рубрика MovieWrite продолжается. Сегодня мы поговорим о непростом для восприятия фильме, а именно – об «Акте убийства» (2012)  Джошуа Оппенхаймера. Автор рецензии – киновед Федор Шеремет. 

 СОЛДАТСКИЙ БЛЮЗ

В оригинале G.I. Blues – одна из прославленных комедий с Элвисом Пресли в главной роли, вышла в 1960 году. Пять лет спустя в Индонезии началась череда антикоммунистических репрессий, в ходе которых, по разным оценкам, погибло до миллиона человек. Палачи (гангстеры и ультраправые националисты из «Молодёжи Панчасилы»), многие из которых лично убили сотни людей в то страшное время, доживают свой век в любимой стране и с удовольствием вспоминают, как они сжигали, душили и отрубали головы коммунистов, уничтожали целые деревни и насиловали их жителей. Анвар Конго, чудовище, на чьём счету больше тысячи жизней, и по совместительству один из главных героев фильма Джошуа Оппенгеймера «Акт убийства», признавался, что отдохновение от «работы» он находил в танцах, музыке и фильмах. Особенно ему нравились гангстерские фильмы – из них он черпал вдохновение – и музыкальные комедии с Элвисом. К своим жертвам он подходил в ритме танца.

Маньяк-киноман – что может быть банальнее? Однако не стоит думать о геноциде в Индонезии (большинством жертв были этнические китайцы) как вдохновлённом лишь жестокостями кинематографа, это было бы слишком просто. Кино оказало своё влияние на наших «героев» – Анвара Конго, Германа Котто, Ибрагима Синика, Ади Зулкадри – не потому, что просто показало им мир, где можно безнаказанно и красиво убивать, но потому, что подменило им мир реальный. Молодые каратели оказались благодарными зрителями; они доверчиво смотрели американское кино и со временем стали чувствовать себя его героями. Конечно, они понимали, что увиденное – фикция, вымысел голливудских сценаристов, но именно это и давало им ту непринуждённую элегантность, с которой они совершали и затем вспоминали свои бесчисленные акты убийства. Собственные власть и сила, а особенно страх, исходивший от окружающих, позволили палачам стать режиссёрами своей судьбы – подбирать подходящий интерьер, одежду, способ убийства. Вся Индонезия стала для них площадкой – не то съёмочной, не то игровой.

Но то время прошло. Головы поседели, зубы поредели, тела одряхлели или покрылись жиром – доблестные защитники родины были не в той кондиции, чтобы продолжать играть в основном составе. Пришлось уйти на пенсию, в массовку, хотя кто-то и нашёл характерную роль на старости лет – лидер военной группировки, член парламента и даже губернатор. И вдруг на грязных, впитавших пролитую кровь улицах Медана появляется американец Джошуа. Америка! Голливуд, красивые девушки и Элвис. Внезапно сбитые лётчики получили ещё одну звёздную роль – и теперь всё по-настоящему. Посмотрите, с какой искренней симпатией и доверием эти палачи обращаются к американцу – для них он настоящий друг и даже благодетель, вырвавший их из тьмы безвестности, в которой они пребывали для мира. Какие чувства испытывал американец, проводя время с этими людьми? Ненависть, презрение, ярость? Не столько от того, что они сделали, сколько потому, что с ними сделать ничего нельзя. Трибуналы, Гааги, ООН – для всех мировых гражданских институтов тот кошмар, в котором индонезийцы живут не одно десятилетие, будто не существует; не перед кем отвечать. Ну а взять справедливость в свои руки – смешно, ведь нынешние власти ничем особенным не отличаются от палачей шестидесятых, разве что теперь они моложе, организованней и жёстче. Однако месть, если её можно так назвать, всё-таки состоялась. В виде фильма. Ведь если для этих монстров реальность сродни кино, то режиссёр ведь может контролировать эту реальность. «Акт убийства» – изощрённый инструмент насилия в отношении его действующих лиц, нечто вроде персонального ада. Герой смотрит по телевизору, как их унижают, пытают и убивают, видит странные видения, чудовищные акты насилия и каннибализма, лица его товарищей покрываются язвами, ожогами и шрамами. Персонажи действительно выглядят так, будто восстали из преисподней: толстяк Кото, чей живот, измазанный зубной пастой, выглядит как огромная воспалённая опухоль, скелетообразный Конго, разваливающийся на части, будто гниющий заживо – часто мы наблюдаем, как он вставляет искусственные зубы с громким щелчком; даже камуфляжная униформа «Молодёжи Панчасилы» намекают на адское пламя.

Режиссёр чередует эпизоды реконструкции прошлого с воспоминаниями героев, встречами и собраниями. Вместе эти страшные пережитки двадцатого века будто снова захватывают реальность, восстанавливают хаос прошлой жизни: вновь кричат женщины, плачут дети, хрипят мужчины. Почти оргазмическое торжество сожжения деревни является своеобразным аналогом рая – «герои» чувствуют власть и силу, казалось, навсегда утраченные. Но за моменты блаженства приходится платить: оставшись наедине со своим героем, режиссёр помещает его в особый вакуум. То в отражении салонного зеркала, то ночью на пристани палачи попадают в выкадровку, и привычный мир рушится. Именно это и страшит их — когда-нибудь обыденное, подчинённое нуждам пространство перестанет существовать, и останется лишь бездна, откуда им никогда не выбраться. Поэтому театральная версия фильма кончается тем, как Анвар Конго выходит из ярко освещённого магазина одежды – он большой модник – на ночную улицу; тьма поглощает его. Может быть, эти солдаты хаоса так никогда и не будут наказаны в нашем мире, однако Оппенгеймер сделал большое одолжение себе и своим зрителям, наказав их в ином мире – мире кино.