Алексей Учитель: Кинотеатров для документальных фильмов по-прежнему нет

Режиссёр и продюсер Алексей Учитель в авторском цикле интервью Сусанны Альпериной для проекта MovieStart «Русский док: история и современность» рассказал о документальных составляющих своих новых работ – сериала «Плевако», который он продюсирует, и фильма о Дмитрии Шостаковиче. Также он поделился мнением о том, каково состояние документального кино сегодня, как использовать уникальные архивные кадры, как станет развиваться фестиваль «Послание к человеку» и почему он не снимает неигровые фильмы о своих детях. 

— Алексей Ефимович, вскоре выходит ваш сериальный продюсерский дебют – «Плевако» режиссера Анны Матисон с Сергеем Безруковым в главной роли. Снят он при поддержке Института развития интернета. Что это будет за проект? 

— Проект для нас особенный: это наш первый масштабный исторический сериал. Да еще и о легендарном адвокате Фёдоре Плевако, который не только как профессионал, но и как человек, как личность – талантливый и неординарный. Сериал покажет самые яркие судебные дела Плевако со всеми историями, которые вокруг этого разворачивались, а также расскажет о его личной жизни, тоже необычной. Думаю, что для зрителя все это будет очень любопытно.

— Можем ли говорить о том, что людям сегодня нужен герой-защитник?

— Думаю, такой всегда нужен, а сейчас, на мой взгляд, особенно. Плевако очень глубоко вникал в истории своих подзащитных, умел находить нестандартные решения. Он был творцом! Недаром на его выступления в судах продавали билеты, и собиралась на них вся Москва – от творческой элиты до простолюдинов. Говорили, что он дружил и со Станиславским, и с Шаляпиным, и со многими другими. 

Нам очень сложно было снимать, потому что время действия – конец XIX – начало XX вв. Это, соответственно, грим и костюмы, особняки, дворцы, декорации суда, построенные специально для этого сериала.

— Вы – большой специалист в документальном кино. Много ли документальных материалов использовано при создании сериала «Плевако»?

— Конечно! Проект существует уже несколько лет, и работа над сценарием шла давно. У Плевако очень много знаменитых дел. Все его речи опубликованы, есть целый сборник. Это даже само по себе интересно. Разумеется, мы опирались на многие факты, и они будут отражены в сериале. Но доля вымысла всегда в подобных проектах присутствует. Не устаю повторять: когда люди остаются вдвоём или наедине с собой, мы не знаем, что там происходит. Это дает пространство для вымысла, без него не обойтись – но все в рамках того, что опубликовано в воспоминаниях, письмах и в речах Плевако.

— То есть, вы работали с этим всем, создавая сериал?

— Конечно. Документальность, дополненная художественным облачением, создает увлекательное и яркое зрелище. Например, суд в сериале – это не будет только «говорильня», хотя Сергей Витальевич Безруков, который играет Плевако, – человек, в хорошем смысле, очень эмоциональный и великолепно держит внимание зрителя. Но при этом впервые мы будем показывать в суде визуально, как развивались события. Что Плевако исследовал? Какие детали привлекали его внимание? Как он прояснял причинно-следственные связи? Все это будет показано через новый приём. Мы очень надеемся, что он приживется.

— У этого приёма есть название «докьюментари»?

— Нет, это другое. У нас не докудрама и не псевдодокументальный фильм. Мы будем с помощью тех же актёров восстанавливать события – и преступления, и другие. На суде Плевако словно предъявляет это и судье, и присяжным, и остальным.

— Это означает, что оживут судебные дела?

— Да, оживут, но не просто так, не сами по себе, а именно через те моменты, которые восстановил Плевако. И это выглядит, как нечто абсолютно новое в такого рода сериалах. Вообще в американских фильмах и сериалах суды очень часто используют как прием. В России – гораздо реже, и поэтому для нас было очень важно стартовать с такой позиции, которая зрителю не просто понравится, но сразу его увлечет, позволит подключиться к героям и переживать за них.

— Вы снимаете фильм еще об одной исторической личности – композиторе Дмитрии Шостаковиче. Расскажите, пожалуйста, что это будет за работа, и когда примерно ее увидят зрители?

— Мы завершаем подготовительную часть, дорабатываем сценарий. Трудимся уже более двух лет над тем, чтобы создать полный и объемный образ Шостаковича. И единственное, что могу сказать сейчас – не стоит ждать традиционного байопика от детства до старости. Это будет, скорее, более притчевая история о гении и о том, с чем он сталкивался. Бесконечно интересно то, что стоит за его произведениями: что происходило вокруг, как влияла на него жизнь, во что выливались личные переживания. Всё это связанные вещи. Мы видим аналоги – такие, как, скажем, «Амадей» Милоша Формана. Про жизнь Шостаковича я и ранее знал, но, когда столкнулся с ней более подробно, то, должен сказать, что это просто феерия – настолько интересно и необычно!

— Какова роль документального материала в этом фильме? Хроники, может быть, будете показывать?

— Вы задали важный для меня вопрос, потому что есть потрясающие хроникальные кадры. Например, вот он выступает на антифашистском митинге. При этом он два раза сморкнулся, два раза оговорился – от волнения. Это всё – на экране, и это очень характерные детали поведения. Но есть актер, который будет играть. И даже если мы снимем эту хронику с актером и точно так же всё повторим, то потом скажут, мол, все эти ужимки, сморкания, это вы всё придумали. Вот как заставить поверить? Существуют банальные приёмы – например, в конце дать на титрах ту же хронику, но уже с живым Шостаковичем, но я пытаюсь найти некий синтез.

— Вы не впервые снимаете кино об известных личностях. К примеру, интересная история с Виктором Цоем. Ведь у вас был уникальный документальный материал про Цоя, неигровой фильм о нем, который стал классикой. И в то же время вы снимаете игровой фильм «Цой», и у вас наверняка был огромный соблазн опять воспользоваться этим материалами, но вы делаете совершенно другое кино – то, которое передает дух Цоя. Как это работает?

— Вы совершенно правы – хотелось передать именно дух. Ведь действительно уникально, что Виктор Цой до сих пор востребован, хотя уже прошло много лет после его трагической гибели. И взрослые, и дети продолжают петь его песни. Хотелось с помощью того сюжета, который у нас был заложен, исследовать этот феномен. Но картина так построена, что вначале мы показываем живого Цоя и воспроизводим игровым способом ту трагедию, которая произошла, когда он погиб. И это дает нам вход. А дальше это другой фильм, иная история. Ее тема – с чем после его внезапной гибели столкнулись близкие люди и те, кто с ним работал и кто его любил. Это же был страшный удар для всех. Вот об этом картина: что мы теряем и как с этим справляться.

При этом многие восприняли фильм сообразно названию: расскажите нам, как он жил. Но это лучше посмотреть в документальном фильме «Рок».

— А вот что касается документальных материалов, ведь в фильм «Рок» не вошли все, которые у вас были сняты тогда о Цое. Может быть, вы сделаете еще какой-то фильм, используя их, или дадите фильму «Рок» вторую жизнь? 

— Очень много мне поступало предложений. «Рок» 10 лет спустя, 20 лет спустя… Нет, я сознательно не хотел этого делать, потому что, во-первых, люди меняются. Да, это будет констатация того, что с нами стало, как прожили, какими были, когда и страна менялась, и жизнь. Эти люди давали тогда какой-то новый импульс. Мне было интересно даже не столько их творчество, а то, как они с детьми себя ведут или с любыми девушками, как они ведут себя вне концерта и так далее. Я с ним ездил на гастроли, в Вильнюс, в другие города… Так что – нет, второй раз возвращаться не буду, но все материалы по Цою есть. И, если вы помните, после гибели Цоя был еще один документальный фильм – «Последний герой», где мы использовали почти все имеющиеся у нас материалы.

— Как вы считаете, в какой ситуации документальное кино находится сегодня? В России, в мире, какой период оно переживает?

— Сложный, мне кажется.

— Все говорят, что расцвет, а вы – что сложно.

— Сложно, с точки зрения того, где его посмотреть, как ощутить. Мы же не зря с вами проводим на фестивале «Послание к человеку» Индустриальный день, посвященный тому, на каких платформах можно смотреть документальные фильмы и сериалы. Конечно, можно это делать и на фестивалях, но с зарубежными киносмотрами, например, сейчас сложности.

А так, документальное кино и в России, и за рубежом появляется очень интересное, приходят новые имена, и это радует. Подъем есть. Важно, чтобы не только мы с вами наблюдали за этим. Кинотеатра для документальных фильмов точно нет. Показы, прокат – это, в основном, разовые акции. Поэтому важно думать, какие еще пути могут быть. И, конечно, хотелось бы наладить наши связи со всеми фестивалями в мире.

— Вы делаете один из самых важных фестивалей документального кино «Послание к человеку». Как он меняется? Как сказываются на его работе новые веяния?

— Если говорить о фестивальных конкурсных программах, то мы верны своим принципам – уровень должен быть очень высоким. И тут мы не смотрим, кто производитель и кто вещатель – платформы, телеканал и так далее. У фестиваля обновилась команда в значительной степени, и хотелось бы, чтобы мы и дальше держали планку всех трех конкурсов на достойной высоте, потому что без этого ничего не будет. И прошлый фестиваль для меня и всех нас был удивительным, потому что на каждом сеансе средний показатель количества зрителей – более 100 человек в зале. На всех конкурсах! Самое главное – много молодых лиц. И нынешний фестиваль будет проверкой – это была случайность или тенденция? Мы все на самом деле сильно переживаем, потому что если тенденция…

— … то надо ловить ее за хвост.

— Нет, это означает, что мы встали на правильный путь, и нужно достижения удержать и умножить – чтобы уже было не 100, а 150 человек на каждом сеансе.

— Личное и общественное в документальном кино. Вот у вас есть дочка Аня Пересильд. Вы уже шутите везде, что вас знают, как ее папу. А есть у вас соблазн взять камеру и снимать, потому что она теперь популярная актриса? Любые документальные кадры с ней могут быть чем-то из ряда вон выходящим. Не борются ли в вас профессионал и отец?

— Нет, не борются. В том смысле, что ей хватает внимания. То, о чем вы говорите, когда-то сделал ещё Никита Сергеевич Михалков для своей дочери Нади.

— Или Виктор Косаковский, который снимал своего сына.

— Да-да. Так что и Аню нужно было снимать раньше, условно говоря, с трех-четырех-пяти лет, до сегодняшнего дня и дальше. А в этот период что мы будем документировать? Как ее останавливают на улице и просят с ней сфотографироваться? И обращаются к ней по имени героини сериала, а не её собственному, что её даже обижает немного. Но это всё новые, сложные для неё сейчас процессы. Да и младшая дочь Маша – тоже…

— Да, она же уже снялась, по меньшей мере, в двух фильмах.

— Дело не в этом, у неё другое совершенно – она отказывается! Её зовут, приглашают. Вот сейчас она была на пробах, и её утвердили в два фильма. И она отказалась. Почему? Потому что ей не нравятся сценарии и режиссеры.

— А вы, как отец, повлиять не можете?

— Нет, я только радуюсь. Потому что я думал, что она, наоборот, начнет слепо тянуться за Аней и, чтобы за ней успеть, будет за всё хвататься, лишь бы сняться. Но нет! Она выбирает, и, как мне кажется, у неё такое немножко режиссёрское мышление у самой. Так что, вполне возможно, она пойдет другим путем.