Айсель Назарли: Если ты не снял документальное кино, ты мало что знаешь о режиссуре

Документальный фильм Gipsy Айсель Назарли, повествующий о знаменитом рэпере-рома Andro и в целом о цыганской культуре и традициях, был представлен в рамках конкурсной программы «Док индустрии» на Beat Film Festival, который проходил 6-16 июня в Москве.

Айсель Назарли рассказала редакции MovieStart, почему решила попробовать себя в доке, чем продюсирование отличается от режиссуры и можно ли совмещать эти профессии. Также режиссер поделилась, как ей удалось стать почти своей среди народа рома и как работать с закрытыми этническими комьюнити.

Интервью подготовлено в рамках спецпроекта «Русский док: история и современность», реализуемого при поддержке АНО «Институт развития интернета».

— Айсель, почему вы решили погрузиться именно в культуру цыган, а например, не азербайджанцев? Насколько я знаю, в вас течет азербайджанская кровь…

— Я азербайджанка с иранскими корнями. Цыганской крови нет, поэтому нет и кровных уз, связывающих меня с ними. А герой Andro появился не просто так, мы с ним дружим уже почти шесть лет. Когда мы познакомились, он только-только становился музыкальным артистом. Как-то он признался, что хотел бы сняться в кино. Тогда я еще работала ассистентом продюсера в крупных проектах. Спустя несколько лет я решила сделать собственный музыкальный док и предложила эту идею Andro, но с одним условием: я хотела через фильм доносить свою проблематику. Цыганская жизнь мне не сильно знакома, но мне знакомы традиционные устои таких народов, как азербайджанцы, армяне, узбеки и другие. У них имеются традиции, которые передаются из поколения в поколение и не всегда воспринимаются нынешней молодёжью, которая хочет двигаться в своем направлении. А Andro как раз хотел разрушить этим фильмом стереотипы про цыган и рассказать чуть больше об этом очень закрытом комьюнити, куда редко пускают людей со стороны. Поэтому люди воображают многое о цыганах, что не соответствует действительности.

— Вы сказали, что были определенные вопросы, которые вы хотели поставить в этом фильме. По-вашему, какова задача режиссера дока: попытаться предложить решение проблемы, донести свой субъективный взгляд или быть объективным сторонним наблюдателем?

— Я старалась быть честной с собой в первую очередь и, конечно, с аудиторией. Какие-то темы были табуированы, например, личная жизнь Andro. Я сильно с этим боролась и настаивала на том, что мне нужно иметь максимальный доступ в семью. Моя участь как режиссера при работе над этой картиной была тернистая, этот народ сложно раскрывать. Но я старалась, чтобы каждый зритель сделал из фильма свои выводы. Также хочу сказать, что версия фильма, которая была представлена на Beat Film Festival, будет доработана. Будут добавлены некоторые сцены в конце фильма, которые должны сильно удивить зрителя.

— Вы упомянули, что хотели снять именно музыкальный док. Почему?

— Первой моей продюсерской работой был док «BEEF: Русский хип-хоп». Мне запомнилось, как захватывающе было следить в кинотеатре за судьбой музыкальных артистов и при этом слушать их музыку. Изначально я действительно хотела снять музыкальный док про историю становления Andro как музыканта, но считаю, что у меня не получился именно в чистом виде музыкальный жанр, несмотря на то, что в фильме присутствует достаточно много музыки. Это авторское кино, но с моим видением и с той болью, которую я пыталась донести через главного героя.

Мы начали фильм с Andro и его личной истории, но закончили другими вопросами, другими проблемами, и основная драматургия строится не на нем, а на его маме, на малолетней цыганской невесте и т. д. Этот фильм нельзя отнести к чистому жанру музыкального дока, который обычно показывает историю успеха героя. Мы ее задаем вначале, а потом раскрываем через героя его самого, его семью, других представителей его народа. Музыка – это неотъемлемая часть жизни цыган. Этот народ всю свою историю развлекал людей песнями, танцами, своим творчеством, поэтому невозможно этот факт просто проигнорировать. Но у фильма, на мой взгляд, другой жанр. Это авторское кино, раскрывающее социальную проблему: как оставаться свободным человеком и при этом чтить традиции, обычаи своего народа и семьи.

— Как работать с такими закрытыми этническими группами как рома? Как расположить их к себе, вызвать их доверие?

— Мне далось это очень сложно. В принципе, я легко схожусь с людьми. От природы я очень общительный человек, располагаю людей к себе, но цыгане мне показались суперсложными. Как я это сделала, все еще сама до конца не понимаю. Мне приходилось в прямом смысле бороться. Например, в день свадьбы невесты мне нужно было взять у нее интервью, но мне цыганские женщины запретили это сделать. Тогда я поднялась на второй этаж, где жила невеста, разместила там оборудование для съемок. А по традиции, женщины, которые не принадлежат семье, не могут подниматься на второй этаж в чужом доме. Поэтому остальные женщины остались на первом этаже и оттуда пытались помешать моему интервью. У меня было около получаса, чтобы пообщаться с невестой. А документальное кино – это момент, и нужно этим моментом воспользоваться. Если ты этого не сделал, то никогда не воссоздашь эту ситуацию снова. Мы снимали до тех пор, пока не пришел барон, которого вызвали женщины, и не прекратил интервью.

Сложность еще была в том, чтобы соприкоснуться графиками с героями, хотя в кино дисциплина очень важна, съемочное время оплачивается, его нельзя терять. Цыгане ведут ночную жизнь, поэтому все съемки начинались вечером, и это было очень сложно, в том числе физически. Но природное обаяние цыган компенсировало все недостатки (смеется).

— Как вам вообще удалось договориться о съёмках свадьбы малолетней цыганки?

— Я искала табор в Москве, в Ростове-на-Дону, но не нашла. И мне мой монтажер Костя Шведов подсказал, что в нашей родной Тюмени есть свой цыганский барон. Мне удалось на него выйти – ранее он никому из журналистов не давал разрешения снимать цыганскую свадьбу. Можно было только снять табор, взять у барона интервью, и на этом все. Я в течение четырех-пяти месяцев приезжала к барону, уговаривала его. Он держал меня в подвешенном состоянии, а однажды сам дал мне знать, что осенью у его внучки будет свадьба. Я очень благодарна ему за то, что разрешил мне снимать это закрытое мероприятие, стать частью этой истории. Я приехала с очень маленькой командой, но все равно не избежала вопросов со стороны членов табора.

— У вас в фильме есть несколько откровенных интервью, например, с матерью Andro и невестой. Но если мама героя была с вами знакома, то невеста видела вас первый раз. Как вы думаете, благодаря чему вам удалось провести это интервью? Это ваше личное обаяние, вы использовали какие-то приемы либо вам просто повезло?

— Безусловно, личное обаяние сыграло большую роль (смеется). Но вообще все четыре дня подготовки к свадьбе я пыталась подружиться с невестой. Ведь я пришла со стороны. Она не давала мне интервью вплоть до дня свадьбы. Это уже был критический момент. Я очень долго пыталась ее разговорить. Сначала она отвечала мне односложно, чего, конечно, было не достаточно. То есть первые минут двадцать из получасового интервью оказались просто непригодными. Я поняла, что это вызов. А по второму образованию я журналист, и мои журналистские навыки помогли в итоге найти подход к собеседнице. В результате в какой-то момент я получила от девушки ту эмоцию, которую хотела. С самого начала нашей беседы я пыталась дать ей понять, что не буду ее обижать, что просто хочу получить честные ответы, ведь эти проблемы волнуют и меня тоже. Наверное, я использовала в какой-то степени психологические приемы.

— Если Andro – публичная персона, то что касается членов его семьи, был ли у них период привыкания к камере, прежде чем вы начали снимать?

— Первые пару дней я просто приходила в гости к семье Andro и общалась с ними, пыталась узнать об их образе жизни и распорядке дня. Но в целом даже за три года съемок члены семьи так и не смогли до конца привыкнуть к присутствию камеры в их жизни, а мне эти три года понадобились, чтобы более или менее разобраться в отношениях в их семье. За это время каждый из членов семьи как-то раскрывался передо мной, доверял свои секреты. Я стала почти психологом для них. Они мне сами говорили, что если бы не я, возможно, отношения между ними сложились бы по-другому, потому что я пыталась как-то сгладить острые углы, помирить членов семьи при необходимости.

Не всегда герои чувствовали наши камеры. Мы старались иногда снимать не в открытую. У меня был такой прием, когда я говорила: «Стоп, снято!», а на самом деле мы продолжали снимать. И некоторые откровенные фрагменты появились в фильме только благодаря этому.

— До этого вы работали как продюсер, причем не только на документальных, но и на игровых фильмах и сериалах. Почему решили попробовать себя в доке?

— Этот фильм – мой режиссерский дебют и второй док в моей фильмографии. До этого я работала с киностудией и участвовала в проектах в качестве продюсера, в основном на игровых картинах. Но однажды я поняла, что мне хочется сделать больше, чем просто работать на компанию. И даже сейчас я ощущаю, что могу сделать больше для общества в качестве автора фильма. Мне тогда казалось (и «казалось» – это ключевое слово), что док будет для меня легче, чем игровое кино. Но я очень сильно ошибалась и хочу сказать, что если ты не снял документальное кино, то ты мало что знаешь про режиссуру. Потому что в доке, когда ты за долгое время отснял огромное количество материала, вся режиссура происходит на монтажном столе. Нужно заново каждый раз создавать кино, заново каждый раз искать точки, которые могут быть переломными в фильме, простраивать драматургию. Создание дока – это сложный процесс, начиная с поиска денег и заканчивая этапом постпродакшена и поиском каналов дистрибуции фильма. Но самое главное – из 50 терабайт отснятого материала собрать 80 минут фильма.

В игровом кино, конечно, легче. Ты заранее создаешь сценарий, прописываешь реплики, действия, эмоции. Есть чёткий график съёмок и выбранные заранее локации. В игровом кино ты заранее понимаешь, как будет строиться монтаж. В доке не так – жизнь тебя ведёт. И сколько бы ты ни составлял экспликаций, ты в любом случае придерживаешься ритма самой жизни. Всё будет зависеть от того, как сложатся обстоятельства и как поведут себя в них герои.

Были случаи во время работы над Gipsy, когда я создавала какие-то активности для героя. Потому что если придерживаться его ритма жизни, я бы просто сидела с ним дома, когда он писал музыку, и ездила бы с ним на концерты. Но в какие-то моменты я создавала для него активности, чтобы он мог раскрыться для нас и для зрителя с новых сторон. 

— Что труднее, работа продюсера или режиссера? Чем принципиально отличаются для вас эти профессии и можно ли их совмещать?

— Я совместила их при работе над этим фильмом, и это было очень сложно. Если есть возможность, эти две функции лучше не совмещать. Если есть хороший продюсер, который тебе поможет и не будет мешать твоему творческому порыву, то тогда стоит довериться ему.

Эти профессии абсолютно разные. Похожи лишь тем, что большая ответственность лежит как на продюсере, так и на режиссере. Оба хотят, чтобы зритель пришел в кино и погрузился в эту историю. Поэтому продюсер и режиссер должны работать в команде.

Что касается Gipsy, то маркетинговая часть сейчас на мне и моем пиарщике. И сложно слышать «нет», когда ты предлагаешь свое детище какому-нибудь прокатчику. Они мне объясняют свою позицию с продюсерской точки зрения, а мое продюсерское видение отличается, и я считаю, что на этом фильме можно сделать сборы и можно его вывести в свет. Хотя я понимаю, что трудно сравнивать игровое и документальное кино в плане финансовой отдачи. Авторское кино, безусловно, меньше зарабатывает, чем игровое. Но при сильной вере в себя и в идею профессии режиссера и продюсера можно совмещать.

Еще одно отличие заключается в том, что продюсер ведет фильм от начала и до конца, а режиссер может уже на этапе маркетинга уйти в сторону и доверить свою работу другим людям. И сейчас я решила доверить свою работу, ее маркетинговую часть, прокатчику – компании Must See Magic Film. Это мой продюсерский успех, потому что за достаточно короткий срок я нашла своего прокатчика, что сложно даже для игрового кино. И я очень рада нашему сотрудничеству.

— Сейчас в стране тренд на региональный кинематограф, особенно на этническое кино, которое раскрывает традиции той или иной этнической группы. Ваш фильм тоже можно поставить в один ряд с такими картинами. По-вашему, почему этнические фильмы интересны зрителю и будут ли они и дальше набирать популярность?

— Я очень верю в региональное кино. Я сама из региона и даже начинала двигать региональное кино, и бурятское кино когда-то поддерживала, и дагестанское. Всё-таки надо признать, что качество кинематографа в регионах отличается от столичного – но есть исключения, например, можно выделить якутское, ингушское и тюменское кино. Это, наверное, феномены сейчас. Но я рада, что пошли такие тенденции, а быть индивидуальным – это всегда модно. Я верю в то, что людей, которые ходят в кино, чтобы погрузиться в какую-то проблематику, а не просто развлечься, будет больше. На массовое кино всегда есть спрос, но это однодневное кино – посмотрел и забыл.

Россия – многонациональная страна. В ней столько этники, столько разнообразия, богатства – этим нужно пользоваться. Просто нужно дать возможность авторам снимать региональное кино. Хотя прокатчики говорят, что стараются поддерживать региональное и документальное кино, но все равно в приоритете игровое. Я за новые тенденции и за новую кровь в индустрии. Считаю, что нужно двигать молодых и делать это ярко, громко и по-новому. Считаю, что свой фильм я делала по-новому и собираюсь двигать его по новым стандартам, делать прокат шире – не только в России показывать, но и в странах СНГ, Европы.

— Вы говорите о показах на фестивалях?

— Этот будут не только фестивали, но и спецпоказы.

— Поделитесь, пожалуйста, вашими творческими планами. Хотите ли вы остаться в доке или вернетесь в игровое кино?

— С точки зрения режиссуры, док безумно интересен, потому что ты сам растешь с героями, погружаешься в какую-то тему, становишься даже где-то экспертом. Например, меня приглашали экспертом в один сериал про цыган, чтобы я поделилась какими-то деталями, которые помогли бы сделать фильм более точным.

Но с продюсерской точки зрения, док не так интересен, потому что пока российский зритель больше предпочитает игровое кино или сериалы. Я бы очень хотела сделать режиссерский дебют в игровом кино, но не исключаю, что могу снять еще документальный фильм, потому что у меня это получилось. Раз уж я нашла подход к цыганам, то другую тему без труда раскрою (смеется).

— Исходя из опыта работы над дебютом, какие советы вы бы дали начинающим документалистам?

— Во-первых, ответственность и обязательства, как свои, так и героев фильма, нужно зафиксировать на бумаге, прежде чем начать съемки. Потому что в процессе производства может оказаться, что герою это нужно меньше, чем вам.

Во-вторых, стараться не снимать фильмов о своих друзьях, потому что это может отразиться на ваших отношениях (смеется). Либо нужно сразу четко договориться о том, что вы разграничиваете личные отношения и работу.

В-третьих, сначала собрать необходимую сумму денег и только потом приступить к производству. Недостаток средств может сильно отразиться и на вашей мотивации, и на мотивации команды. На бесплатной основе я ни с кем не работаю, и в этом проекте платила своей команде по стандартам игрового кино.

Также важно найти хорошую команду, которая будет вас поддерживать, несмотря ни на что, и не уйдет, если вы столкнетесь с трудностями, а еще поверит в вашу идею.

— Если мы уже заговорили о деньгах, из каких источников финансировался ваш фильм?

— Меня поддержало Министерство культуры РФ, где я выиграла небольшой грант. Но основа – мои личные средства. Кинокомпания НТО поддержала проект технически и юридически, еще подключились индивидуальные спонсоры. Вообще, для дока можно найти деньги везде, просто нужно искать. Не нужно ограничиваться только грантами.   

 

Беседовала Анастасия Сотникова