Владимир Бек: «Я — режиссер короткой дистанции»
Выпускник ВГИК Владимир Бек обрел известность после получения Гран-при фестиваля «Движение» за фильм «Безкожи» — трепетную историю любви, снятую за 30 000 рублей. «Безкожи» продолжает шествие по фестивалям: после ММКФ был показ в Вологде на «Voices», в Выборге на «Окне в Европу», во Владивостоке на «Меридианах Тихого»… Тем временем Владимир Бек завершил съемки еще одной независимой полнометражной картины и начал работу над сценарием следующего проекта. Об этом и многом другом Владимир рассказал в эксклюзивном интервью Алене Сычевой.
— Когда Вы закончили учебу во ВГИКе?
— Этим летом, в 2014 году. У меня было очень интересное окончание учебного года. В день защиты диплома состоялась московская премьера «Безкожи» в рамках ММКФ. Защищался я короткометражным фильмом «Эпилог», он был снят после «Безкожи». В результате утром я поехал представлять фильм на ММКФ, а днем – защищаться. Это, конечно, совсем разные ощущения: защита и премьера, когда стоишь на сцене Большого зала Дома кино – это для дебютанта, и вообще для человека, занимающегося этой профессией, событие. Вечером я успел отпраздновать премьеру и защиту, а на следующий день уехал на съемочную площадку к детям.
— Что это был за проект?
— Фильм «Птичка», он снят по заказу компании КИД.клуб, которая занимается детскими лагерями по всему миру. Они странным образом на меня вышли через моего мастера Владимира Алексеевича Фенченко, который посоветовал меня. Изначально они хотели заряжать киносмену, в которой дети учились бы снимать кино, и заодно какое-нибудь кино снималось в лагере по-настоящему. У них был небольшой бюджет в размере миллиона рублей и идея переснимать «Петрова и Васечкина». Я попросил сразу отказаться от этой затеи, потому что тот чудесный наив, который есть в этом фильме, к сожалению, перенести на современный мир, наверное, уже нельзя. Да и бюджет для этого все-таки нужен чуть больший. Я пришел и говорю: «Ребят, вы, наверное, хотите жанровое кино? Это стоит дорого. Поэтому давайте будем снимать не жанровое кино». Они не сразу, но согласились. Еще оказалось, что продюсер, который ведет этот проект, и директор лагеря когда-то был моим вожатым. Это вообще случайность.
В итоге нам была дана, признаться, абсолютная свобода во время производства. Я сценарий даже не показывал, просто сюжет рассказал. Однако у нас возникло огромное количество сложностей с администрацией лагеря, но это отдельная тема.
— А где конкретно Вы снимали?
— Это был просто лагерь в Подмосковье, в поселке Володарского. Мы жили в этом лагере. Помимо съемок у нас была еще одна ответственность и обязанность – это дети. Мы должны были объяснить и показать им процесс создания фильма.
— Включать их в процесс?
— Да, но в процесс мы включать их не стали, потому что это все-таки не развлечение, а работа и сложная. У них был свой отдельный процесс. Поначалу он был более активным, в конце мы их больше просто снимали. И было тоже тяжело, с лагерем был конфликт, потому что мы – побочный элемент лагеря и мешаем: любые наши съемки – это вторжение в их дисциплину.
— Кто исполнил главные роли? Кто-то из приехавших в эту творческую смену детей?
— Нет, это тоже было первое условие, что тех детей мы будем задействовать только в эпизодах и массовке. Главная роль – это реально работа. Мы нашли детей по знакомым. Главные герои – двое вожатых и двое детей. Детям по 13-14 лет. В реальности актрисе-девочке 11 лет, а мальчику – 14. Вожатые – это мои артисты: Маргарита Толстоганова и Петр Скворцов. Маргарита играла практически во всех фильмах, как, впрочем, и Петр. Исполнительница главной женской роли – внучка Владимира Фенченко, моего мастера. Так получилось, он, правда, ее не пропихивал, просто сказал: «Возьми мою Сашу денек посмотреть, как вы снимаете кино». А я спросил: «Сколько ей? Покажите фотографию». Смотрю – она: моя героиня! Она не выглядит совсем на свои 11 лет, выглядит примерно как вожатые. С ней было замечательно работать: девчонка из кинематографической семьи, хотя с ней были свои сложности, как со всеми.
Вообще, это был очень тяжелый фильм, потому что он снимался в непрерывной борьбе с организационными проблемами. Мой оператор Ксюша Середа – умудрилась достать технику с катастрофической скидкой, а у нас было 30 съемочных дней, не как на «Безкожи». Тут мы взяли по максимуму, чтобы снимать можно было долго и спокойно.
Когда я прислал первый синопсис, в лагере его даже кто-то раскритиковал: «Как же так, у вас вожатый приезжает в депрессии! Вы дискредитируете образ вожатых! Дети признаются в любви: что-то рановато…». Хотя в этом возрасте уже не то, что в любви признаются, а часто к активным действиям переходят.
Я не собирался снимать социалку про то, как все плохо. Хотя я, честно говоря, мог бы. Меня интересуют человеческие чувства. Лагерь скорее является поводом: предложенные обстоятельства, ограниченное пространство очень помогает рассказать историю. Там простая история, несколько параллельных линий: взаимоотношения вожатых, отношения детей, дети, влюбленные в вожатых, пытаются привлечь к себе внимание взрослых, сближаются. История чувственная, как и в случае прошлой картины. Смешная, неловкая местами. Но все еще покажет монтаж, все-таки кино снималось без сценария.
— Как, совсем без сценария?
— Да, был только синопсис, и он сильно изменился. Была схема, герои, характеры, конфликты, их развитие, все как в «Безкожи», но помноженное на два. Тот редкий случай, когда мастер говорит «Не нужна схема, нужна свобода» и во многом это меня просто спасло, потому что изначальная конструкция была слишком тесной. Все от начала до финала было изменено, кроме самой этой драматургии.
— У кого права на фильм?
— Удивительно, что вся эта история с фильмом вообще произошла. Дирекция лагеря вдруг соглашается на заведомо не прибыльный проект — это чистое меценатство. Вклад в молодость и, конечно, огромное доверие, на котором, в общем-то, и строятся все наши отношения. Так что о правах мы договорились следующим образом: поскольку бюджет они могли предоставить только на съемки, я должен искать деньги на постпродакшн. Таким образом, права так или иначе придется передать продюсерам, так что пока права на фильм «Птичка» по договору я оставил у себя.
— Для лагеря был важнее процесс, а не результат?
— В общем, да. Это имиджевое мероприятие. В результате они пригласят родителей на премьеру. Меня это несколько пугает, потому что фильм не детский совсем, хотя я надеюсь как-нибудь избавиться от маркировки 18+.
— Лагерь, то есть заказчик, имеет право влиять на монтаж?
— Право финального монтажа у меня, но они имеют право попросить для показа родителям свою альтернативную версию.
— Вы сейчас работает еще над каким-нибудь проектом?
— Да, вместе с продюсером Юлей Мишкинене. Когда я закончил учиться и после победы на фестивале «Движение», у меня не было ничего на руках кроме абстрактных идей, которые мне не очень нравились. Ситуация пошла наоборот: я знакомился с продюсерами и спрашивал, есть ли что-нибудь у них. Показывал кино, рассказывал свои идеи, они в ответ предлагали мне сценарии. Так я познакомился с Еленой Яцура, которая была в жюри «Движения». С ней мы сейчас обсуждаем, надеюсь, реализуемую возможность проекта. С Юлей Мишкинене я познакомился до получение Гран-при.
Однажды она прислала мне сценарий, написанный в 2011 году, т.е. достаточно давно. И, видимо, он ждал меня. Это удивительно, когда сквозь сценарий встречаешь своего человека. Своего сценариста. И чувствуешь, что вы можете вместе что-то большое сделать. Большое и очень честное.
Надо сказать, за лето я прочитал очень много сценариев. После «Движения» было много предложений, я — дебютант — очень легко мог получить деньги… Я прочитал около 30 сценариев: это катастрофа. Каждый раз дочитывал, потому что, как молодой режиссер, пообещал себе, что я должен дочитывать: а если мое не дочитают?
Дебют у меня только будет – это первая государственная поддержка, насколько я понимаю. «Безкожи» и «Птичка» были сняты на частные деньги. Я серьезно подошел к выбору дебюта и уже подумал, что никто никогда мне ничего не пришлет… И тут Юля присылает мне сценарий, и он безумно попадает. Даже на уровне текста я понимаю, что читаю что-то очень хорошо написанное, сложное, объемное. И в то же время я вижу тысячу способов его испортить. Моя синхронизация со сценарием строится еще на том, что я искренне считаю — кроме меня его никто не снимет, не раскроет содержания. Там есть опасность свалиться в социальность, опасность превратить картину в мрачный безысходный кошмар…
Меня привлек и сам мир, в котором происходит история, безумный, похожий на слоеный пирог город, и герой он полон такой удивительной энергии, в своем одиночестве, хоть и подлинном, он абсолютно самодостаточен, он вечно включен в какую-то игру, невероятно обаятельную, и очень смешную, из этой игры он создает целый мир, может быть не настоящий, но абсолютно уникальный. И в этот мир вторгается еще один человек.
Фильм не будет соткан из воспоминаний, но герой всегда обращен к ним. Он живет настоящим, но в этой попытке за него держаться есть ощущение прожитой дистанции, прожитой жизни. В фильме два основных героя: этот мужчина и город, из которого он не может уехать. Город даже более важный герой, чем парень, которого он встречает.
Алена Сычева
