Аксинья Гог: «На самом деле фильм появляется только вместе со зрителями»

Фильм «Путешествие Федора по Москве начала XXI века» получил главный приз на 25-м Международном фестивале в Коттбусе и вошел в программу «Лауреаты ведущих фестивалей короткометражного кино 2015 года», которая включена в проводимый Молодежным центром Союза кинематографистов РоссииДень короткометражного кино. Это лента о безусловной любви и безусловной жертвенности, о воплощении античного мифа в современном мире. О Москве и москвичах, о которых с любовью и нежностью, а по моим ощущениям и с сарказмом, рассуждает коренная москвичка, выпускница ВГИКа, режиссер Аксинья Гог.

— Аксинья, ваш фильм «Путешествие Федора по Москве начала XXI века» в Коттбусе выбрали среди большого числа претендентов…

— Для меня самое удивительное было то, что это наш первый международный фестиваль с этим фильмом. И я совершенно подобного не ожидала, потому что фильм про Москву и снимала я его для москвичей. И поэтому мне казалось, что ни на какие зарубежные фестивали его отправлять смысла нет: он просто будет непонятен. Кроме того, иностранцам его сложно воспринимать из-за постоянного шумового фона – телевизионных новостей.

И я была совершенно поражена, потому что реакция в зале во время просмотра в Коттбусе, была лучше даже, чем у московского зрителя. Меня поразило, что они включились просто с первой секунды, смеялись все время, следили за происходящим. Конечно, пропускали какие-то вещи, которые понятны только русским, какой-то фон – я это чувствовала. Но при этом видели главное. Ведь на самом деле фильм появляется только вместе со зрителями. В Коттбусе в зале сидит не только профессиональная публика. Это маленький городок, и местные жители, немцы, покупают билеты, приходят семьями. И у меня какое-то очень странное было ощущение: первый раз я показывала кино обычному, настоящему зрителю.

— А вам что-то говорили? Какие-то были высказывания от зрителей, критиков, участников?

— Да, были. Какие-то были интересные и понятные вопросы после фильма. Мне понравился вопрос: «где искать Прометея?…»

— Это был для вас первый европейский фестиваль. Почему вы выбрали именно его?

— Так получилось само собой. Они сами нас пригласили. Кто-то из отборщиков был на «Кинотавре», где состоялся первый показ фильма (не считая прошлогоднего фестиваля ВГИК).

— А как прошло ваше участие в «Кинотавре»?

— Очень хорошо! Во время показа реагировали живо, радостно, потом многие подходили. И для меня было радостным событием, что публика уловила главное.

— А вам не кажется, что НЕ уловить главное было бы сложно? Ведь в фильме это сказано прямым, точнее устным дикторским и письменным (телевизионными титрами) текстом? Не искали ли вы способ закамуфлировать посыл, что если ты занимаешься сексом без любви, то ты умрешь? Что заниматься любовью без любви – плохо.

— Это вообще не главная мысль. Это то, что я называю фоном.

— Аксинья, расскажите тогда мне, что вы считаете основным посылом вашей работы.

— Я снимала фильм про чувства и ощущения мальчика. И в Коттбусе зритель следил за развитием этих чувств и меньше обращал внимание на то, что вы говорите – на новости, на абсурд. Они смотрели не об этом.

— А вы-то о чем снимали?

— О мальчике, конечно.

— То есть не было мысли указать москвичам, на какие-то их бытовые, социальные недостатки, слабости и проблемы?

— Это все фон, это мир. Но, по сути, конечно, фильм про мальчика, про его восприятие реальности и про стремление и любовь к Прометею. Про огонь – вот про это. А это все фон, шутки: машины, ездящие задним ходом, и вирусы НЕлюбви.

— Да, кстати, абсурдные телевизионные новости в фильме, как мне кажется, достаточно интересно придуманы и отражают сюр многих моментов современной московской жизни. И попытки решить проблему автомобильных пробок, и про алмазные копи…

— Кимберлитовые трубки!

— Как? Я даже, пожалуй, запишу.

— Я с геологами очень подробно изучала вопрос кимберлитовых трубок. В первоначальном варианте сценария была подробнее развита эта тема – потом все ушло.

— А про гены, которые размножаются без ДНК – это вы тоже консультировались?

— Да, с вирусологом.

— Правильно ли я поняла по вашим комментариям, что вот эта вещь, что люди занимаются сексом без любви такая же шутка – на уровне кимберлитовых трубок?

— Нет, почему?.. Это все правда: и про вирус НЕлюбви (есть такой вирус, мне кажется), и про трубки – я уверена, если бы под Москвой нашли залежи алмазов, то придумали бы как их извлечь.

— То есть для вас это все-таки форсированная реальность?

— Да, реальность, в которую я порой больше даже верю, чем в настоящую. У меня есть такая привычка: когда я путаюсь в мыслях, то пишу манифесты для себя. Я написала: «Вирус НЕлюбви на самом деле существует», «Если бы под Москвой нашли алмазы, снесли бы Москву в два счета и изъяли бы их из-под Земли». Это просто чуть-чуть преувеличено, но так все и есть. Я убеждена в этом.

— И в этом смысле вы продолжаете ту линию, которую начали в двух своих предыдущих – как я понимаю, студенческих – работах: «Семья» и «Как мне уже надоели твои чудеса». Вы сублимируете некую реальность, утрируя и форсируя черты современной московской жизни: деловой, корыстной, безумной, смешной…

— Ну, частично… Мне, наверное, интересно такие миры создавать.

— Все свои истории вы пишете сами?

— Сама, но я обязательно с кем-то советуюсь. Я работаю так: много накидываю, накидываю, накидываю кучу-кучу всего, потом с кем-нибудь обязательно через мясорубку пропускаю все это, вычленяю главное, мне помогают отыскать лишнее. Со сценарием фильма «Путешествие Федора по Москве начала XXI века» мне помогала моя подруга Света Черникова.

— А как у вас обычно начинается работа над сценарием? У вас возникает идея, высказывание, которым вы хотите поделиться или сначала какой-то образ?

— Конечно, образ. И я от него загораюсь и развиваю дальше в историю.

— Образ, как правило, социальный? Или какой-то бытовой?

— Вообще нет. Вот в «Федоре» конкретно: я ехала (я вообще очень люблю ночную Москву. И когда мне грустно или, наоборот, весело, и хочется самой с собой посуществовать, – сажусь в машину и еду по Садовому кольцу или по набережным. Как раз в одну из таких поездок у меня было ощущение, что два каких-то маленьких человечка – как «Над городом» Шагала – летят над Москвой и за ними зажигаются огни: окна в домах, Кремлевская звезда, фонари. Во мне было такое ощущение – оно появилось, а дальше собственно это уже начало развиваться. Эти огни, Прометей, Москва, и прочее. Плюс, когда я думала о том, что я хочу снять, чего я хочу от диплома, что я хочу сделать, мне хотелось снять фильм про Москву, потому что во мне есть какая-то трепетность к ней. И мне хотелось снять про ощущение от этого города… Когда я ездила по Москве, то чувствовала что-то такое ускользающее, все время меняющееся…

— А получилось, мне кажется, немного насмешливое и нелицеприятное про Москву – такая немножко булгаковщина. Я имею ввиду вытаскивание недостатков, утрирование человеческой глупости, человеческих слабостей… и утрирование вот этого московского злого и порой даже жестокого быта. Я вот о чем, а не о поэзии Москвы, которая выражается в огоньках, статуях, архитектуре, но, как получается, не имеет отношения к людям.

— Ну вот вы так увидели. А вообще, такая история могла произойти в любом мегаполисе. И не стоит упираться именно в Москву. Я ее выбрала – потому что я в ней родилась и живу и потому что это красивый, волшебный город.

— Я прочитала в одном из ваших интервью, что эту роль вы писали специально под Марию Смольникову. Почему именно под нее и вообще какой вы видели ее героиню – какую роль вы хотели написать для нее?

— Мы с Машей учились в ГИТИСе на одном курсе. И я ее сразу тогда полюбила, восхищалась ей: где бы она ни находилась, что бы ни делала, даже если она просто сидит на лестнице и делает оригами, – на нее интересно смотреть. Она излучает нежность. Нежность и ощущение рождественской сказки. Ты чувствуешь это каждый раз, когда ее видишь – вокруг нее совершенно какое-то особое поле. И вот, что на мой взгляд, получилось в этом фильме – это как раз ощущение нежности. По мне так это одно из самых сложных чувств для кино. Это вообще в принципе редкое чувство у современного человека. И как раз то, что там есть Маша, – это залог этой самой нежности.

— А роль Федора? Какого мальчика на нее вы искали? 

— Я написала объявление, что мы ищем гения, что нам нужен мальчик не от мира сего.

— То есть несмотря на то, что в начале фильма Федор говорит, что он не странный, мальчика вы все-таки искали странного…

— Конечно, он странный. В объявлении так и было написано: «ищем странного мальчика». Мы искали парня аутичного и при этом отстраненно взрослого. Парень, который по-детски, но очень просто и четко мыслит, без всей этой взрослой путаницы. И Тимофей Шубин (исполнитель роли Федора – прим. авт.) таким и является. Он любит общаться только со взрослыми. С ним я вообще сразу нашла общий язык. Во время съемок с актерами надо было повозиться, а с ним я меньше всего работала. Просто, например, скажу «легче, Тимофей», он такой – «понял!» И все! – у нас только так общение происходило. Он понимал все, хотя до этого нигде не снимался. Я сразу на пробах в него влюбилась, он меня поразил тем, что был очень серьезным. И весь сценарий знал наизусть. Я спрашиваю: «Что тебе больше всего в сценарии понравилось?» Он: «Дед». «А что тебя больше всего смутило?» «То, что мы с Машей едим сахарную вату. Я не люблю, когда у меня кто-то берет сахарную вату». Ну вот такие смешные и странные вещи. Он абсолютно был в образе Федора с самого начала.

— Федя тоже хочет принести огонь людям как когда-то Прометей? Или нет? Какая у него сверхзадача была как у актера? Какая идея его персонажа?

— Во-первых, он восхищается Прометеем, который принес огонь людям и был наказан за это. Для меня образ Прометея рифмуется и с Данко, который вырвал из груди свое сердце, чтобы осветить людям путь, и с Иисусом Христом. Он олицетворяет какую-то силу, которая пожертвовала собой ради людей и за это понесла страдания… И Федю в Прометее именно это и привлекает: его жертвенность. Он же задается вопросом, если бы Прометей не принес огонь, то что было бы? И видимо меня как-то этот вопрос тоже интересует.

— Дед и ухажер Маши тоже умирают…

— Да, они умирают. Мальчик умирает от вируса. А дед умирает, потому что новости закончились. Он был жив, пока смотрел новости и писал письмо президенту. Как только он его дописал, запечатал конверт, он умер. Он умирал, как у Маркеса, – помните: она шила саван себе и умерла, как только его дошила. В сценарии эта линия прописана подробнее, но в процессе съемок она отошла, потому что не так важна.

Изначально в сценарии какие-то вещи были четче. Но их пришлось отбрасывать: всегда приходится делать выбор. И для меня это был серьезный опыт в этом смысле. Приходится выкидывать какие-то понятные и хорошие вещи ради общего ощущения.

— Все-таки общее ощущение – это нежность, любовь к Москве?

— Любовь — это ведь тоже странное чувство… Но нежность и дерзость – да. Нежность через этого мальчика, через Машу, через невозможность их общения как такового. В фильме есть сцена, где Ваня и Федор в кино одновременно кладут руку Маше на колени. И понятно, что Маша с этим Федором гораздо ближе друг к другу, чем Маша с этим Ваней из института. Ну что делать? Грубо говоря, начиналось все для меня с ощущения безусловной любви. Безусловная любовь у Прометея, у этого мальчика к Маше. Он же еще ребенок и его любовь в принципе безусловна – также как любовь Прометея к людям, которым он принес огонь.

Для меня на самом деле самым интересным было создать этот условный мир, в котором есть безусловная любовь. Это была задача: совмещение современного мира со скульптурно-античным  (у меня изначально вообще была еще сцена в Пушкинском музее – среди статуй античных – я ее выкинула). Просто на меня еще в детстве это произвело впечатление: еще в детстве я была фанатом Пушкинского музея. Особенно зала Древнего Рима – я могу туда прийти и долго сидеть.

— Я вас понимаю, с детства (О да! лучший из залов – особенно, в сочетании с итальянским двориком). И эта любовь читается в фильме. У вас и начинается фильм с отражения атланта в луже (я не про тот зал, где итальянский дворик, а еще там атлант не отражается в луже))) он просто под дождем))

— Да! Понимаете, взаимоотношения Феди с ушедшими уже эпохами – атланты, Прометей и прочее – для меня это важно, потому что в детстве для меня эти существа были более реальные, чем мои одноклассники. Почему дети очень любят античность, для меня это загадка. Эти образы, эти мифы – они все чище и понятней.

— Я читала в одном из интервью и, кажется, вы упоминали об этом на выпускном показе во ВГИК, что хотели сделать из этой истории полный метр.

— Нет. Просто в начале у меня сценарий был страниц на пятьдесят – значительно больше и немножко другой. И мне его предложили делать как полный метр. Но я в конце концов решила, что не хочу этим заниматься, что хочу сделать свои 30 минут и не думать ни о чем: ни о прокате, ни о продвижении, как при съемках полного метра. Когда это диплом – это, по сути, последняя возможность, сделать без ответственности перед кем-то – так, как ты сам хочешь.

— А 50 страниц были про что?

— То же самое, просто было больше сюжетных линий. Про деда было подробнее. Про кимберлитовые трубки. Там было больше связей с античностью. Кимберлитовые трубки – почему они меня интриговали-то?! Существует поселок Мирный – в Якутии. Там есть кимберлитовая трубка. И она выглядит, как огромный котлован, как воронка с входом вглубь земли. Для меня это была ассоциация как раз с входом в Подземное царство Аида. И собственно у меня по той задумке вместо Москвы должен был остаться гигантский котлован, из которого вынули алмазы.

— Точно, булгаковщина! (тут я вспомнила повесть «Роковые яйца» и  первоначальную версию ее финала: полчища гадов доходят до Москвы и «пожирают» ее. Заключительная картина – мертвая Москва и огромный змей, обвившийся вокруг колокольни Ивана Великого). Очень интересно!

— И мы хотели делать графику. Это выглядело безумно красиво! Это связано было, опять-таки, с мифологией. Москва имеет кольцевую планировку, и котлован – тоже роется по кольцам. Это была одна из финальных частей.

В полном метре еще была история, что от этого вируса нашли вакцину. Решили делать пересадки сердец: возить сердца из провинции, пересаживали сердца москвичам.

— В провинции более чистые и неискушенные сердца?

— Не знаю. Просто у меня была любимая сцена: на МКАДе застряли из-за пробок грузовики с сердцами. Мне просто нравился образ: гигантский пыльный грузовик – внутри него человеческие сердца. И вот он не может проехать из-за пробок в Москву. Дурка, конечно, но мне нравилось.

— Да, яркий образ. Я желаю вам его воплотить в другой своей работе. Кстати, по поводу образа. В картине вы используете кадры из мультика Дмитрия Геллера «Воробей, который умел держать слово». Вы специально выбрали этот мультфильм для своего фильма? Он дает какое-то дополнительное прочтение?

— У меня в сценарии был поход в кино. Я долго думала, какое вставить кино. Потом поняла, что они должны пойти смотреть мультик – это соотносится с характером Маши. Стали искать мультики. Продюсер Антон Сазонов прислал мне много мультиков, из которых я выбрала именно этот, потому что мне показалось, что воробей похож на нашего Тимофея. Мы написали Дмитрию Геллеру письмо, предложили прочитать сценарий – он прочитал и дал добро.

 — В начале фильма вы поместили эпиграф, взятый, видимо из социальных сетей: «Циклопы существовали, иначе откуда взялся бы дверной глазок?» Эпиграф про то, что античность жива, она вокруг нас – это ощущение вы передали.

— Хотелось соединить реальность античную и реальность современную. И показать, что это все рядом – это одно и то же. Это развитие из одного в другое и перетекание туда-сюда. Античность – она рядом с нами сейчас. В ГИТИСе я училась на художника, поэтому когда я придумываю, вижу историю не во времени линейно, а у меня ощущение, что я набрасываю на полотно какие-то образы, пятна, куски. Поэтому в этом фильме я хотела сделать сложносочиненное полотно такое, где все равнозначно. Создать вневременной контекст, где все крутится вокруг Бога, а не движется линейно во времени. Я это очень чувствую. И поэтому когда я нахожусь около античных статуй, я не думаю, что это было давным-давно. Это ощущение чего-то родного, что мне ближе того, что я, например, делала вчера. И вот это ощущение мне и хотелось передать – из этого все и произрастает.

Личная страница: https://vimeo.com/aksinyagog/videos >>>

Подготовила Наталия Егорова