«Иногда надо ждать, когда этот корабль или крейсер, как из тумана, появится из волн океана замыслов, приблизится к тебе и станет твоим», — Александр Сокуров
В Ивановской области завершился юбилейный XV Международный кинофестиваль имени Андрея Тарковского «Зеркало», который проходил с 27 по 31 августа в привычном оффлайн формате. В рамках традиционной программы «Тарковский контекст», которая в этом году была посвящена 70-летию Александра Сокурова, зрителей фестиваля ждали авторские цифровые реставрации его избранных кинолент, показы дебютных работ его новых учеников, а также встреча с самим режиссером.
Одинокий голос человека
На фестивале показали отреставрированную версию первой полнометражной игровой работы Сокурова «Одинокий голос человека», которую он снял еще во время обучения во ВГИКе. Режиссер вспоминает, что ему очень хотелось создать экранизацию повести Андрея Платонова «Река Потудань», настолько, что это желание пересилило все запреты.
— Мне было 24 года, до этого у меня было несколько документальных фильмов, снятых на телевидении в городе Горьком, поэтому это для меня был осознанный шаг. Мне Платонов был очень близок, понятен, и это желание было сердечное, это желание было от души, и рядом со мной были люди, которые мне помогали – и близкие, и родные. Люди, которых я любил, поэтому сейчас я вспоминаю о том времени, как о счастливом моменте.
Важно понимать, что имя Андрея Платонова в те годы было нежелательным. Кинематографист рассказал, что на тот момент, когда они вместе со сценаристом Юрием Арабовым начинали работу над картиной, была издана всего одна книга Платонова «Течение времени». Воплощение замысла молодого режиссера Сокурова повлекло за собой много сложностей для всей команды: только съемочная группа знала о том, что они едут снимать на самом деле.
— Я должен был снять небольшой документальный фильм о Платонове или маленький игровой эпизод из платоновского сюжета. И под таким прикрытием сначала снималась игровая часть замысла, у нас получился полнометражный фильм. Ну, а дальше я уже думал приступить к документальному фильму, но поскольку на игровую часть последовала крайне агрессивная реакция, то, соответственно, никакой речи о съемках еще и 20-минутного документального фильма о судьбе этого человека, конечно, в советский период и быть не могло.
«Одинокий голос человека» должен был стать дипломной работой режиссера, однако в институте кинематографии картине были, мягко говоря, не рады.
— И кафедра режиссуры, и Герасимов, и к сожалению, Хуциев как действующие тогда педагоги, от которых зависела моя жизнь, в том числе студенческая, были крайне-крайне раздражены тем, что они увидели. Мы обращались за помощью к Константину Симонову и показывали ему ночью фильм, но после просмотра он сказал: «Я вижу, что вы наивный человек и не понимаете, в какой стране живете и в каком вузе учитесь. Как вообще вы могли решиться и сделать то, что сделали? Неужели вы не понимаете, что ставите крест на своей судьбе?» Но я действительно тогда этого не понимал, и позже тоже не понимал, когда закрывали другие мои картины – почему я преследуюсь таким вот образом?
После этого ректорат ВГИКа принял решение уничтожить все пленки с антисоветской лентой, но оператору картины Сергею Юриздицкому удалось их выкрасть и спрятать. «Одинокий голос человека» был разрешен к показу только через десять лет.
О роли Андрея Тарковского в судьбе режиссера
На встрече Александр Сокуров рассказал, что Андрей Арсеньевич Тарковский был в глазах многих студентов единственным в художественном смысле независимым режиссером. И именно к Тарковскому он обратился за помощью, когда все маститые кинематографисты набросились на его картину.
— Мы попросили Андрея Арсеньевича посмотреть фильм, и он слишком высоко оценил его. А после сделал все, чтобы уберечь меня от ссылки или в Казань, или на Восток, куда меня хотел срочно направить по распределению ВГИК – подальше от Москвы. Тарковский договорился, чтобы меня взяли на работу на Ленфильм, и это определило дальнейшую мою судьбу.
Если бы не его практическая помощь, конечно, моя жизнь была бы просто порушена, потому что и сейчас, работая с молодыми коллегами, я понимаю, как важно вовремя поставить сильное плечо и как важно последовательно, не боясь ничего, поддерживать, помогать всеми доступными или недоступными средствами. Это, наверное, своеобразие советской, российской кинематографической жизни, где есть сплоченные ряды определенного поколения или определенных финансовых групп. И они не желают, чтобы в кино приходили молодые люди и проявляли художественную независимость, независимость от коммерческого ранга, от коммерческого строя и от коммерческого принципа, к которому сейчас очень часто склоняют, проявляя насилие по отношению к молодым художникам.
Однако как бы ни была велика роль Тарковского в судьбе Сокурова, он отметил, что не считает себя его учеником.
— У нас с ним были очень глубокие и нежные человеческие чувства, но я никогда не был его учеником, не хотел быть, никогда у него не учился и не воспринимал его профессиональные уроки. Просто так случилось, что судьба нас свела, и по-человечески мы были очень важны и нужны друг другу. Даже когда он уехал, наши отношения продолжались: с его стороны были попытки вывезти меня из Советского Союза. Но я ни в коей мере не смею претендовать на роль его ученика или последователя. Я от этой обязанности, от этой ноши судьбой освобожден. Я любил этого человека и люблю.
О критике и работе над ошибками
Имя Александра Сокурова навечно вписано в историю кинематографа, он является одним из самых известных российских режиссеров, его работы отмечены наградами лучших мировых фестивалей. Однако он нередко сталкивается с критикой, да и сам убежден, что его фильмы полны ошибок и нуждаются в постоянной доработке.
— Я, наверное, один из немногих, кто возвращается к тому, что сделал много лет назад. Вношу поправки, пытаюсь исправить монтажные огрехи, в значительной степени сократить материал, и тем самым я приношу извинения перед зрителями, что когда-то допустил неточность в художественной выразительности. Писатели и композиторы могут это делать, внося изменения в партитуру или изменения в авторский текст, но почему режиссеры этого не делают?
Я не умею создавать совершенные произведения, мне этого не дано. Я многого не умею, многое не постиг, много времени и сил ушло на борьбу с советским государством, много раз меня останавливали, и я с трудом преодолевал эти преграды, и с трудом возвращался в сознание и собирал какие-то внутренние силы для того, чтобы дальше работать. Я просто человек из времени, когда каждое художественное высказывание так же, как и теперь, расценивается как политическая акция и как знак политического сопротивления. Я из того времени, я выжил каким-то образом и продолжаю существовать сейчас, поэтому, пожалуйста, не думайте, что я купаюсь в этих прекрасных оценках. Да, сердечное отношение к тому, что мы делаем, есть, но есть и огромный вал осуждения, критики и проклятий по отношению к тем, кто в кинематографе пытается закреплять художественное авторское начало.
О работе с учениками
На «Зеркале» были показаны дебютные работы студентов петербуржской мастерской Сокурова. Ученики его предыдущего кабардино-балкарского курса уже покоряют кинофестивали по всему миру. В ходе разговора Александр Сокуров признался, что работа с новыми студентами кардинально отличается от его прошлого опыта, хотя трудности все те же.
— Это два разных и педагогических, и профессиональных опыта, это два разных места. Образование принципиально зависит от того места, где оно совершается. На Кавказе у меня был полный курс высшего образования – пять лет, а в Санкт-Петербурге набрана группа из 19 человек, но уже с высшим образованием, поэтому они будут обучаться всего три года, чего, конечно, недостаточно. Что общего у курса кавказского и курса в Петербурге — они происходят в очень бедных обстоятельствах. Университет в Нальчике с огромным трудом выполнял все условия для обеспечения процесса в новой дисциплине. Хотя Институт кино и телевидения в Петербурге достойное учебное заведение, но оно субсидируется государством в сто раз меньше, чем ВГИК, а современное кино – это, конечно, и новые технологии, и новое программное обеспечение, новые способы преподавания, поэтому нам крайне тяжело.
Также режиссер поблагодарил своих молодых коллег за упорство и мужество в создании «уже совсем не учебных по качеству произведений» и рассказал о том, как проходит процесс обучения в СПбГИКиТе.
— Здесь, в отличие от мастерской в Нальчике, у меня нет категорического требования, чтобы мои студенты обязательно выполняли съемочную программу. Если ты можешь снять курсовой или учебный фильм – снимай, если ты не можешь снимать по каким-то личным причинам: не хватает силы воли, не хватает дисциплины, не хватает каких-то замыслов – не снимай. Но развивайся, будь внутри учебного процесса и жди, когда что-то к тебе подойдет вплотную. Это особенность художественного развития, художественного замысла, иногда надо ждать, когда этот корабль или крейсер, или что-то удивительное, как из тумана, появится из волн океана замыслов, приблизится к тебе и станет твоим. У кого-то эти замыслы есть, у кого-то они еще только формулируются.
Могу сказать, что я в их возрасте не умел так решать художественные задачи, как они решают. Я преклоняю колено перед ними и благодарю, что судьба соблаговолила подвести этих людей ко мне, а мне увидеть в них какие-то особенные качества. При этом, они не являются моими учениками, не перенимают у меня эстетику, философию, мы занимаемся только профессией. Я ни на чем не настаиваю, ничего не запрещаю, никаких оценок им не ставлю. Это такой особенный процесс, попытка помочь встать на ноги и дальше обрести какое-то твердое, непроходящее умение, умение работать в этой профессии.
Текст — Елизавета Хисамиева
