Андрей Кончаловский: Документальное кино может быть искусством, а может – информацией

У Андрея Кончаловского один за другим – три проекта, которые можно назвать документальными исследованиями. Это «Человек неунывающий», «Хроники русской революции» и как раз в середине марта объявлено о новом – «Это мы. Родные люди». Сусанна Альперина поговорила с режиссером, сценаристом, продюсером, народным артистом РСФСР о документальном кино.

– Андрей Сергеевич, как вы считаете, в каком состоянии сегодня находится документальное кино в целом?

– Не могу таких оценок давать, прежде всего потому, что я не искусствовед, не слежу за событиями в документальном мире, так же как, честно говоря, мало слежу за событиями в сфере, так называемого, художественного кино. Просто у меня нет на это времени – с одной стороны. С другой – я настолько, к сожалению своему, определился со своими вкусами, что ищу только то, что соответствует моим представлениям.

– Давайте тогда поговорим о ваших проектах. Вы объявили новый – «Это мы. Родные люди»*, пригласили всех желающих записывать видеосюжеты и присылать вам и вашей команде. Если я правильно понимаю, это кино, которое люди будут снимать вместе с вами, по жанру документальное?

– Это можно назвать документальным кино просто в силу того, что оно не игровое. Но жизнь всегда богаче воображения. В любом случае. Другой вопрос, сделать, как сказано в Библии, у пророка Иеремии, «драгоценное из ничтожного». Это и есть искусство. Я скорее считаю, что так называемое документальное кино – это немножко хорошее и плохое, бывает искусство и не искусство, а констатация факта – еще не искусство и так далее. Поэтому отбор документально снятых кадров может стать произведением художественным в чистом виде, таким, какими были фильмы у таких режиссеров, как Роберт Флаэрти, Йорген Лет, Роман Кармен или Артавазд Пелешян. Я не знаю, насколько вы знакомы с этими именами….

– Три имени знаю.

– Были великие классики документального кинематографа. Поэтому и говорю, что жизнь богаче любого воображения. Другой вопрос, что это надо найти, отобрать, зафиксировать и соединить. И когда вы соединяете некие образы, может возникнуть искусство, которое вызывает большое чувство. Вот смысл! Документальное кино может быть искусством, а может – информацией.

– Как вы относитесь к тому, что бывают такие факты из жизни, которые даже не требуют особого художественного подхода? То есть когда очевидно, что документальный фильм, с точки зрения искусства, никакой, но он зафиксировал такие факты, где уже сама съёмка многое значит.

– Про жизнь Наполеона можно написать документальный роман, а можно – художественный, который будет целиком основываться на фактах. Поэтому искусство, на мой взгляд, это то, что вызывает чувства. А то, что вызывает мысли, в том числе, и очень глубокие – это информация. «Искусство есть сообщение чувства», как сказал Лев Николаевич Толстой. Это вопрос искусства – соединение документальных или недокументальных кадров. В любом случае, документальный кадр убивает любой художественный. Это безапелляционная правда. И в этом есть огромная сила документального кинематографа, если его создает понимающий кинематограф специалист, как способ фиксирования реальности и создание некоего образа. Поэтому искусство, в данном случае, документального кино – это способность обобщения. Художественный образ может делаться разными способами, из разного материала. Можно иметь золотой материал и сделать отвратительное произведение, а можно из глины создать вполне приличное.

– Андрей Сергеевич, в основе многих ваших картин документальная история. Например, я сейчас вспоминаю «Белые ночи почтальона Тряпицына». Есть еще произведения, основанные на реальных событиях. Вот, например, ваш новый фильм с Владимиром Грамматиковым– он режиссер, а вы с Еленой Киселевой – авторы сценария. Тоже базируется на реальных событиях. Насколько важна для создания художественных фильмов документальная основа?

– Нет скучных историй, есть скучный рассказчик. Поэтому когда вы говорите реальная – не реальная… Толстой тоже «Войну и мир» писал, основываясь на реальных событиях. Тут есть еще и Понасенков (признан иноагентом на территории Российской Федерации – прим. ред.), который написал скандальную монографию о войне 1812 года. Поэтому, многое зависит от того, в чьи руки попадает материал. Художник – это тот, который увидел, зафиксировал так, что нашел пути сообщить свои чувства по отношению к увиденному и услышанному. Это, собственно, и есть искусство. Можно смотреть произведения, кивать головой, говорить «Здорово!» с абсолютно холодным носом, а можно смотреть на картину Виктора Васнецова «Аленушка», и обрыдаешься.

– Андрей Сергеевич, ваш проект «Хроники русской революции», который вы заявляли ранее, – как поживает, и почему его можно назвать документальным?

– Знаете, мне трудно судить. Конечно, как и в «Дорогих товарищах!» всё то, что мы исследовали с Еленой Киселевой при написании сценария, основано на документах, на стенограммах. Так же как и в этом материале, очень много, да почти все 95% – это документальные воспоминания, стенограммы, факты из истории, невероятной, богатой истории. А жизнь вообще очень богата, просто надо увидеть. Жизнь – это эпическая вещь, но для того, чтобы увидеть эпику, надо иметь талант.

Александр Довженко говорил, что люди должны глядеть в лужу и видеть солнце, стоять на земле и касаться головой облаков…Но для этого нужен талант! Маяковского, Микеланджело, Рахманинова. То, что происходит сейчас в мире и в России, – это абсолютно эпическая вещь по своим историческим значениям, потому что сдвинулись тектонические плиты Земли: культурные, религиозные, социальные. Невольно вспоминаешь работу Ленина «Империализм, как высшая и последняя стадия капитализма». Попытка создать эпическое – вещь сложная, потому что надо, чтобы правильно соскочило, как говорится. Можно пытаться делать эпическую вещь, раздуться и лопнуть, как та лягушка. Это сложно. Для меня высочайший пример эпического, соединение макро- и микромиров – «Война и мир», где Толстой может рассматривать травинки на земле с точки зрения раненого человека и тут же взлететь и увидеть, что происходит на континентах. Соединение макро- и микромира – это нелегко. Я не знаю, насколько понятно выражаюсь…

– Смею надеяться, что я вас понимаю. И также понимаю, что в ваших проектах и «Хрониках русской революции», и в новом, посвященным родным людям, вы это стараетесь сделать.

– Нет, я не могу так сказать. Знаете, в «Хрониках русской революции» есть перекличка и с Толстым, и с Лениным, и с Шекспиром. Есть, у кого учиться, честно говоря, и воровать (смеется) Но когда мы говорим о таких исследованиях, как, предположим, то, что мы делали, «Человек неунывающий». Вы видели?

– Да, видела, писала о нем.

– Это опыт другой работы. Это опыт набора какого-то песка, из которого вылавливаешь золотые крупинки. Это работа документалиста: песок, песок, песок и вдруг – золотая крупинка. Она может быть крохотная, но золотая. И вот когда выбираешь эти крупинки и складываешь вместе, возникает некий образ, не навязанный, потому что метафора – это конструкция искусственная, это высокое искусство. А возникает образ, который дает возможность зрителю самому подышать этим воздухом и решить. 

Исследование – это нечто другое. Исследование – это приглашение: исследователь приглашает зрителей или читателей поразмыслить и самим сделать выводы. Это другой процесс. Поэтому мы задумали еще несколько больших проектов. Один из них назвали «Край» – это огромный проект о гигантской земле и людях, которые жили на восток от Урала. Эпические, титанические вещи, немыслимая красота, богатство. Океан, земля, тигры, люди, верблюды, белые медведи…. Что я вам ни назову, всё есть. Второй проект, который мы сейчас замысливаем, – «Это мы. Родные люди». У Павла Васильева есть знаменитое стихотворение… Вы знаете такого поэта?

– Нет, простите.

– Не страшно. Я вам советую очень почитать Павла Васильева. Это великий поэт, который умер рано, в 26 лет, его арестовали в 1939-м году. Он был из Сибири, казак. Я поставил даже со своими студентами, когда выпускал курс, поэму «Соляной бунт». Вот у него есть такие строчки, он писал их уже, когда понял, что не выйдет на свободу:

«Посулила жизнь дороги мне ледяные

С юностью, как с девушкой, распрощаться у колодца.

Есть такое хорошее слово — родные,

От него и горюется, и плачется, и поется.

А я его оттаивал и дышал на него,

Я в него вслушивался. И не знал я сладу с ним».

Родные… Понятие «родные» очень ёмкое, гораздо более, чем первое понимание, первое приближение. Родные – это семья. Любая нация, я даже думаю, в большей степени это Восток, чем Запад, это ощущение «родные люди», и оно потом превращается в ощущение своего народа, и даже шире. Вот, например, Расул Гамзатов гениально говорил: «В Дагестане я – аварец, в Советском Союзе я – дагестанец, а в мире я – русский». И вот это очень важно, чтобы понять эту этимологию и понимание, что вкладывает человек в слово «родные».

– Андрей Сергеевич, у вас был когда-то документальный цикл про гениев, там и про Прокофьева, и про Рахманинова, и про других великих. Про каждого из них можно снимать, что называется, километрами. Как документалисту, человеку, который делает документальное кино, уметь вовремя остановиться, тем более, когда он показывает таких личностей?

– Вообще, знаете, Аполлон был Бог меры, а Дионис – Бог хаоса. Поэтому можно творить, следуя Дионису, а потом сокращать, следуя Аполлону.

–Красиво. Спасибо. О вас самом снимали, наверное, десять, если не больше, документальных фильмов. Вам нравилось, как они сделаны, или, может быть, вас что-то раздражало?

– Я стараюсь избегать раздражения, просто это бессмысленно. Знаете, кто-то критиковал Блока за «Двенадцать», и говорили, мол, «Двенадцать» – гениальная поэма, но вот в конце – причем тут Христос? И Блок отвечал: «Знаете, я с вами согласен абсолютно, мне тоже не нравится, но я ничего не могу поделать».

– Когда о вас снимали документальное кино, вы – человек такого масштаба, тоже влияли на эти фильмы, или просто следовали творцу?

– Да нет, ну что вы, это бессмысленно. Вы знаете, просто нужно думать, о чем говорить. Иногда можно следовать примерам Жан-Жака Руссо или Жана-Поля Сартра в своих немыслимых откровениях, а иногда нужно просто держать язык за зубами (смеется).

 

*Исследование «Это мы. Родные люди» проводится в рамках проекта «Это мы», который реализуется при поддержке Президентского фонда культурных инициатив.