Мадина Костоева: Мой фильм про ингушские колыбельные призван привлечь внимание народов РФ к своим традициям

Режиссёр фильма «Даха, илли, даха. Живи, песня, живи» Мадина Костоева охарактеризовала проблему ингушского языка в современном мире, рассказала, как колыбельные влияют на национальное самосознание человека и привела в пример казус, которого помогло избежать на съёмках знание традиций ингушского народа. Напомним, что картина создана при содействии Фонда поддержки регионального кинематографа (ФПРК), в рамках конкурса документального кино «Россия – взгляд в будущее». 

— Расскажите, почему именно Ваш фильм призван привлечь внимание к проблеме ингушского языка?

— Первые слова, которые слышит ингушский ребенок, – это слова колыбельной. Если человек с рождения слышит родной язык, то и говорит он на нём хорошо. На сегодняшний день мы сталкиваемся с тем, что многие ингушские дети, которые родились и живут в Республике, не знают своего языка и говорят только на русском. Это очень острая и актуальная проблема в Ингушетии. Поэтому мы решили начать именно с колыбельных. Совсем недавно вышла книга Илеза Матиева «Г1алг1ай ага иллеш», в которой собраны старинные колыбельные. Автор собирал их на протяжении 16 лет. Основываясь на данном материале, мы решили создать документальный фильм.

— Можете ли Вы сформулировать проблему ингушского языка?

— Дело в том, что многие обычные ингушские слова выходят из обихода. То есть мы говорим на ингушском, перемешивая эти слова с русскими. Когда я делала этот фильм, то упомянула о том, что в 2009 году ингушский язык был признан одним из вымирающих. Глядя на собственных детей, мы видим, что ситуация просто катастрофическая. Когда исчезает язык, исчезают культура, традиции, обычаи. Народ становится обезличенным. Его поглощает глобализация, и он становится частью большого мира. У такого человека нет того, чем он отличается от всех остальных. Мир тем и прекрасен, что все мы разные. 

— Что нужно сделать, чтобы решить её?

— Я считаю, что нужно делать больше. Мой фильм – это лишь капля в море, но со своей стороны я хотя бы что-то сделала. Нам необходимо выпускать книги на ингушском, читать их, создавать фильмы на родном языке. Даже, если не начинать с колыбельных, нужно прежде всего говорить с ребенком на родном языке. Я считаю, что необходимо преподавать ингушский язык в школах на более качественном уровне. 

— Не кажется ли Вам, что неслучайно режиссёром фильма «Даха, илли, даха. Живи, песня, живи» является женщина? Мужчина вряд ли бы взялся за тему колыбельной…

— Не соглашусь, что эта тема волнует только женщин. Илез Матиев почти 17 лет собирал эти колыбельные. Хоть колыбельная отца и является единственной «мужской» в книге, воспитанию детей немало времени уделялось и со стороны отцов. На них в первую очередь лежит ответственность за воспитание мальчиков. Когда в ингушском обществе говорят о характере и воспитании кого-либо, обычно это не идёт без упоминания его отца.

— Как Вы познакомились с Илезом Матиевым?

— Я с ним знакома давно, это известный человек в Ингушетии – один из главных популяризаторов ингушского языка. Его книга попалась мне в 2018 году, и я подумала, что мне хотелось бы увидеть интервью с участниками этой книги на экране, а не просто читать колыбельные. Именно тогда и родился сценарий фильма. Когда мы начали работать с Илезом, то поняли, что большинства героев его книги уже не осталось в живых, – из 35 человек живы только трое, и у двоих из них мы смогли взять интервью.

— Чем эта тема так привлекла Вас?

— Колыбельная – это не просто какие-то напевы для ребенка, она содержит в себе глубокий смысл и может менять историю. Когда я прочитала книгу Илеза Матиева, то поняла, что об этом надо сделать фильм. Я горела желанием увидеть эту историю на экране. Одна колыбельная произвела на меня особенно сильное впечатление. Ее смысл заключается в следующем: мать не рожала сына, чтобы отдавать его войне, она не рожала его, чтобы он был продажным, низким и недостойным человеком, она не рожала сына, чтобы тот стал предателем. Мать говорит сыну, что будет растить его в смелости, похвалах и верить в него. К сожалению, человека, который ее рассказывал, уже не было в живых на тот момент. Но Илез помнил мотив этой колыбельной и в фильме он его напел. Под эту колыбельную мы сняли несколько кадров, где всадник-отец сажает своего сына на лошадь и вместе с ним скачет по горам. 

— Когда ингуши сажают на лошадь мальчиков?

— Обычно к 15 годам. В кадре сын скачет на лошади, у него за поясом кинжал, и это говорит о том, что он уже готов стать мужчиной. Получается, что ритуал является олицетворением этой колыбельной.

— Расскажите поподробнее об ингушском языке вообще.

— Ингушский язык относится к нахской языковой группе – как, например, и чеченский, хотя между ними есть разница. В ингушском языке очень много арабских слов. Если мы посмотрим на кавказские языки в целом, то увидим там много заимствованных слов.  

— С какого периода началось снижение значимости языка для ингушей?

— Я думаю, что это произошло в последние годы. Дело в том, что большая часть ингушей, выезжая за пределы Республики, привыкла говорить на русском языке. Конечно, если с детства с ребенком не разговаривать на родном языке, он его никогда не будет знать. Сегодня на ингушском языке больше говорят только в горных сёлах. 

Если бы я не знала ингушский, то не понимала бы какие-то глубокие смыслы, связанные с колыбельной, о которой говорила.

— Были ли какие-то необычные случаи на съёмках, которые особенно Вам запомнились?

— В одном из кадров замужняя девушка должна была идти за водой, напевая колыбельную. И мы взяли в аренду реквизит – старинный кувшин. Дело в том, что кувшины замужней и незамужней ингушской девушки различаются между собой. У незамужней горлышко и талия кувшина более продолговатые, а у замужней – кувшин широкий и приплюснутый. Когда ассистент принесла мне кувшин, я заподозрила, что с ним что-то не то. Я показала его нашему консультанту, спросив, что с ним не так. Оказывается, этот сосуд предназначался для того, чтобы омывать умерших. В итоге в горах нам удалось найти настоящий старинный кувшин.   

— Вносились ли коррективы в Ваш съёмочный процесс?

— Изначально мы все интервью планировали записывать с Илезом, но потом решили, что будет лучше, если сами герои расскажут нам эти колыбельные. В отдельном большом интервью он рассказывает о роли колыбельных, о том, почему он вообще начал писать эту книгу и почему так важно сохранять язык. Из всех колыбельных, собранных Илезом, была всего одна, которую исполнял отец. Илез напел её по тому же напеву, по которому ему напевали. И по тому же напеву он воспроизвёл колыбельную матери, и эта колыбельная произвела на меня сильное впечатление. Мы изменили конец фильма, но путешествие колыбельной у нас сохранилось. Колыбельная песня летит через всю Ингушетию, словно через всю историю ингушского народа.  

— Поделитесь, пожалуйста, своим ожиданиями от фильма. Вы его вот-вот представите аудитории, какой обратной связи от зрителя Вы ждёте?

— Я надеюсь, что матери заинтересуются колыбельными и начнут напевать их своим детям. Ингушским детям важно слышать язык с младенчества. Я выучила несколько колыбельных на родном языке, и планирую напевать их своим детям, если они у меня будут.

— Кому помимо ингушской аудитории ещё крайне важно посмотреть эту картину, на Ваш взгляд?

— Мне кажется эта история важна для всех народов, чей язык постепенно исчезает, а в России их немало.

 

Беседовала Василиса Юренкова