«Главная задача – научить видеть в обыденной жизни кино»: Интервью с режиссером Дмитрием Кубасовым
30 апреля начался онлайн-фестиваль неигрового кино, который совместно проводят «Москино» и Московская школа нового кино. MovieStart поговорил с куратором программы Дмитрием Кубасовым, чей фильм «Бабочки» также вошел в список отобранных картин.
«Бабочки» можно посмотреть 2-го мая в 20:30 рамках фестиваля неигрового кино на сайте и в Facebook «Москино». После показа предусмотрено обсуждение с автором.
ИНФОРМАЦИЯ О ФИЛЬМЕ ИЗ ПРЕСС-КИТА:
Алексей, молодой человек, находится в поиске себя. Он приходит на кастинг проекта «Реальность», авторы которого предлагают Алексею снимать на камеру свою повседневную жизнь, и Алексей с энтузиазмом соглашается. Он становится героем фильма о самом себе. Алексей — открытый гомосексуал и не скрывает своих предпочтений от друзей и знакомых. Единственный человек, который не может его понять — его родная мать. Мы обнаруживаем Алексея на кинофестивале им. Тарковского, где он встречает местного парня Гришу, с которым у Алексея начинается роман…
Ваша картина «Бабочки» представлена в программе среди других отобранных фильмов. Расскажите, как она появилась.
Был такой бесшабашный, сумасшедший проект под названием «Реальность», который придумали Саша Расторгуев и Паша Костомаров, они же увлекли туда Алексея Пивоварова. Саша Расторгуев предложил мне поучаствовать в качестве автора и поработать вместе с ними. Специфика проекта заключалась в том, что к нам приходили совершенно разные люди: гастарбайтеры, молодые люди, школьники из очень элитных учебных заведений. Они приезжали на специальных машинах вместе с охранниками, и те ждали у дверей, пока ребята проходили у нас кастинг.
Охранники сами не пробовались?
К сожалению, нет. Мы их даже просили… Это был такой срез России, Москвы 2013-го года. За все время проведения кастинга к нам пришло более 2000 человек. Из этих 2000 человек примерно 10 стали выдающимся образом снимать, в том числе Алексей, главный герой «Бабочек», который делал это так здорово, не имея при этом никакого опыта. В этом была главная задача, чтобы кино происходило совершенно другим методом.
То есть не по строгим правилам?
Да, эти люди давали скорее какие-то чувственные, интуитивные вещи, которым фактически нельзя научить. Это давало нам возможность погружаться в физическую реальность этих жизней. Леша снимал себя на протяжении примерно восьми месяцев, и за это время он не расставался с камерой и снимал всё, что с ним происходило. Конечно же, в итоге получилось много сотен часов прекрасного материала. Дальше из этого нужно было сделать фильм на полтора часа. Монтаж – жесткое дело по отношению к материалу, нужно отказываться от многого, чтобы в итоге получилось гармоничное по ритму и по драматургии движение кадров. Этот фильм происходил в процессе, его отличительная черта в том, что он рождался в процессе, в проживании.
В полной непредсказуемости…
Да, в начале было непонятно, куда это идет, куда это развивается. Я угадал с героем, потому что у него была особенность: существование камеры не влияло на его жизнь коренным образом. Это дало нам возможность проникнуть в очень личные, интимные моменты.
Но это редкая особенность, не все люди способны выдерживать такое давление камеры…
Далеко не все. Это штучный экземпляр.
Сколько материала в картине принадлежит Леше, а сколько сняли вы?
Процентов 80 – это Леша. Мне было интересно делать этот фильм вместе с ним. У кино всегда есть несколько этапов. Первый – поиски идеи, с которой я находился длительный период. Потом появился Леша, который стал героем и начал съемочный процесс. И на этом втором этапе важно, чтобы герой определенным образом существовал в кадре и давал то, что нам нужно. Леша делал это блестяще. На протяжении всего процесса мы были в контакте, он делился тем, что происходило, я спрашивал, что было снято. Я контролировал то, что происходит, мотивировал его на съемку, чтобы он не забывал про нее.
Получается, он себя «творил» – одновременно и «играл» некую фигуру, и ее же «создавал». А на третьей стадии наступала уже ваша часть, процесс монтажа, отбора?
Да, третий этап – режиссура монтажа. Ты остаешься один на один с материалом, чтобы попробовать его осмыслить, сконструировать, найти его драматургические и визуальные возможности. Леша категорическим образом не мог вмешиваться, потому что ты не можешь непредвзято посмотреть на себя со стороны. Это психологически сложно осознать, когда ты смотришь на себя, смотришь на то, что было с тобой на протяжении долгого времени. Это всегда волнительный момент, потому что трудно принять себя в пространстве кино.
А непрофессионализм Леши и позволял ему делать эти кадры?
Важно, что в данном случае Леша делал это не для того, чтобы научиться снимать документальное кино. Он это делал потому, что такими были условия проекта. Его жизнь нам интересна. Жизнь любого человека невероятна интересна с точки зрения кино, потому что кино – это время. И когда мы фиксируем человека во времени и обстоятельствах его жизни, мы начинаем ему сопереживать. Но при условии того, что герой абсолютно пассионарен и не «снимается в кино», а живет своей жизнью. У Леши на момент прихода на «Реальность» была драматическая ситуация в жизни, и было понятно, что он будет выходить из нее каким-то образом. И тут уже должен включаться автор, который может из этого увидеть кино, потому что у героя нет такой задачи. Если герой будет об этом думать, то кино не получится. Его главная задача – приносить крутой материал. Тот материал, который мы видим в итоге, еще раз повторю, это беспрецедентный критерий отбора, потому что в фильм попадает около 1 процента. Фактически это похоже на поиски золота.
И материал должен войти в согласие с самим собой?
Да, это может организовать только автор. Между ним и героем нет никакой конкуренции, потому что каждый занимается своим делом. В фильме было важно, чтобы Леша не снимал кино о себе, а чтобы решал проблемы на камеру. Она должна была стать просто аксессуаром в его жизни, чтобы не было такой ситуации: «Сейчас я включу камеру и будет шоу». Когда такое начинается, это означает проблемы с героем. Он начинает презентовать свою жизнь на камеру, и мы это считываем. Есть ощущение неправды, игры, и тогда кино, мне кажется, теряет свою силу.
Вы думаете, сейчас люди стали больше тянуться к документальному кино? Людям хочется больше естественности, искренности.
Сложно говорить про такие вещи, я не задумывался об этом. Мне кажется, что в кино происходят какие-то изменения. Оно требует новой искренности, ухода от условного «театра в кино». Сейчас кино очень разное, в том числе документальное. Мне кажется, что в любом случае человек всегда будет интересоваться человеком, потому что так устроено. Человек – самое интересное, что есть в этой жизни.
Фестиваль неигрового кино, который сейчас проходит, родился следующим образом: в Московской школе нового кино в этом году идет набор в лабораторию неигрового кино…
Где вы будете выступать в качестве куратора.
Да. До этого, за восемь лет существования Московской школы нового кино, лаборатория неигрового кино была всего один раз, где куратором была Марина Голдовская. Возможно, это тоже запрос общества. Сейчас практически нет разделения на документальное и игровое. По сути, кино можно делать разными методами. И таким, о каком мы сейчас говорим: не имея сценария, раскадровки, профессиональных артистов – как выясняется, это возможно. Потому что есть технологии и потребность в искренних историях. Люди хотят видеть человека в его физической реальности, а не в выдуманной, условной. Хотя нет ничего плохого в том, чтобы создавать фильмы на основе выдуманной реальности, просто это два разных пути. Когда возникла идея набрать курс, встал вопрос о том, как люди об этом узнают. Режиссер и художественный руководитель Московской школы нового кино Дмитрий Мамулия предложил провести фестиваль, на котором можно рассказать об этом и показать фильмы, которые совпадают с нашим видением.
А чему бы вы хотели научить будущих студентов в лаборатории неигрового кино?
Конечно, очень важно, чтобы каждый из них снял фильм. В этом смысле я бы не стал их ограничивать. Безусловно, у нас будет система правил и антиправил, но в любом случае главное качество режиссера – это ответственность. Ты можешь нарушить правила, но ты за это отвечаешь. В кино, как и в любом другом искусстве, нет правил, но есть методы, которые можно применять.
Это будет практическая лаборатория, потому что важно снимать и проживать опыт. Главная задача – научить видеть в обыденной жизни кино, чтобы потом его добывать. Возможно, оно где-то рядом.
Возвращаясь к фестивалю – это отчасти устроено для представления лаборатории?
Да, это некая презентация. С одной стороны, нужно, чтобы собрался курс, и для этого у людей должно появиться желание. С другой стороны, здорово посмотреть кино, потому что, мне кажется, у нас получилась очень интересная программа. Фильмов было больше, но потом мы поняли, что у нас всего четыре дня, мы не можем показать 10-20 картин. Но в отобранных фильмах заложено некое будущее, потому что каждый из них снят близким нам методом: наблюдение человека в его физической реальности.
Большинство из этих фильмов драматургически сделаны так, что их можно называть художественными, несмотря на то, что материал абсолютно документальный. Допустим, фильм «Хозяин оленей» про семью оленеводов на Севере. Есть папа – охотник, который добывает еду, и есть два мальчика – два разных характера. Один такой пацан, помогает папе, для него это в кайф.
А второй – немножко ежик в тумане, для него это неприемлемо. Он там залезает на дерево и философствует о том, почему в мире так много страданий. И при этом нет типичных, не побоюсь этого слова, штампов документального кино – нет интервью, закадрового текста, сторителлинга как такового. Сейчас большое количество документальных фильмов построены именно на сторителлинге, на тексте. Но фильмы, которые мы собрали, построены на наблюдении. Только через наблюдение мы можем почувствовать само кино.
Кино может дать ощущение пережитого, когда ты идентифицируешь себя с героем и проживаешь тот опыт, который прожил он. Такие фильмы, как правило, снимаются долго. «Белая мама» – это фильм, который снимался на протяжении года, а в результате мы видим полуторачасовой фильм без интервью, без закадрового текста, где этот год умещается в час. Это абсолютная магия.
Ты даже не можешь поверить, что в жизни так бывает, и думаешь: «Наверное, это придумано».
Да, тут получается, что это не придумано – и при этом выглядит как придуманное. Это, по сути, то, о чем мечтал Тарковский, говоря, что идеальное кино – это хроника человеческой жизни от рождения и до смерти. А дальше из этого материала монтируется фильм. Это крутая штука, потому что раньше для этого не было технологических возможностей. Сейчас мы живем в эпоху, когда при помощи технологического прорыва, который произошел в области видео, мы можем так наблюдать за людьми, и они становятся киногероями иного типа. Они не актеры, которые «изображают» некоего персонажа.
А сколько вы живете с памятью о ваших героях? «Бабочки», например, снимались в 2013 году и были завершены в 2016 году. Сейчас для показа на фестивале вы снова возвращаетесь к этой истории. Возникали ли мысли продолжить сюжеты предыдущих героев?
После фильма отношения не заканчиваются, это невозможно. Это сильное совместное проживание, и ты не можешь это забыть. Я всегда думаю о своих героях. Я уверен, что съемка меняет жизнь как героя, так и автора, это одновременный процесс. В случае «Бабочек» у меня не было идеи продолжить историю, потому что она закончена, на мой взгляд. С первыми работами у меня были такие мысли, но мне кажется, что скорее всего нет.
Помните ваши эмоции, когда вы делали свою первую картину?
Мой первый фильм был в рамках мастерской Марины Разбежкиной, где я учился. Он назывался «Таня пятая». Это был первый опыт, когда я поехал с камерой снимать героиню. Мне очень повезло с ней, потом что она согласилась на съемку, и я был абсолютно счастлив, когда снимал фильм. Это было какое-то чудо. Но тут должны совпасть желание автора снимать героя и желание героя сниматься. Нельзя заставить человека сниматься, если он не хочет. Я не мог не следить дальше за жизнью героев, они стали мне близки, как будто они часть моей семьи. Это всю жизнь не отпускает.
Автор интервью: Матвей Шаев
